Барлиона. Бард (СИ) - Страница 111

111

— А второй способ?

— Ты в силах возвращаться из Серых земель, а значит, можешь лично отправиться туда и увести в мир живых нужную тебе душу. Со временем ты научишься просто верно направлять энергию Помнящих, закрывая ею дорогу для зла, но это умение придёт не сразу.

Отправиться в Серые земли и привести оттуда душу? Любопытно будет почувствовать себя в роли Орфея, отправившегося в царство Аида за своей Эвридикой. Только как это реализуется в игре? Для каждого призыва отправляться на перерождение? Звучит не слишком обнадеживающе.

Мы успели вернуться к месту нашей первой встречи. Эйд носком окованного металлом сапога пошевелил пепел, обнажив рдеющие угли в кострище, и на металле доспехов заиграли алые блики. Затем рыцарь поднял забрало шлема (хорошо, что тут не было Паши с Котофеичем, а то бы меня ждал очередной экскурс в историю с указанием типов доспехов, исторических несоответствий, сопровождаемый бурным спором в процессе), и я увидела всё то же белое марево вместо лица. Зрелище заставило невольно вздрогнуть и Эйд, заметив мою реакцию, развёл руками.

— Когда ты пела, то не представила моего лица. Моя телесность — условность, выражение твоей воли и фантазии. Как и почти всё, что ты видишь вокруг. Внемирье — бесконечная возможность, идея, ждущая своего воплощения.

Теперь я иначе стала воспринимать белое марево, составляющее ткань этого места. Белый свет, если вспомнить физику, содержит в себе все прочие цвета. Потенциальная радуга, нужно лишь знать как извлечь из него все краски мира. Бесконечное число возможностей… Невольно вспомнился бессмертный цикл романов Роджера Желязны. Воля, творящая из магического первородного бульона миры… Ну, или крохотные частички миров, пусть даже мимолётные однодневки по меркам миров настоящих. За такой, пусть даже и игровой, опыт я готова многое отдать! Это ведь потрясающе! Творчество, буквально и сразу меняющее мир!

Во мне разгорелся нетерпеливый азарт, требующий немедленно начать экспериментировать с уникальной возможностью. Кто знает, сумею ли я когда-нибудь снова попасть в это удивительное место?

Взглянув на клубящуюся под забралом белую хмарь, я без колебаний ударила по струнам эйда. Наверное, тут можно творить и иначе, но мне слишком нравилась мысль о воплощении образов через музыку, чтобы что-то менять.

Его глаза — подземные озера,
Покинутые, царские чертоги…

Бессмертные строки Гумилёва, когда-то положенные мной на музыку, заставляли белый кисель неопределённости в шлеме Эйда трансформироваться в красивое, гордое и немного печальное мужское лицо. Карие, почти чёрные глаза, светлая атласная кожа, сжатые в усмешке губы. Слишком смазливый, на мой вкус, но эта мелочь совершенно терялась на фоне переполняющей меня эйфории от самого факта творения. Я это сделала! Чёрт его знает зачем, но сделала!

— Спасибо, так намного удобней, — Эйд картинно поклонился, снял шлем и почесал затылок. — Давно мечтал это сделать, но затылка у меня не было, — пояснил он в ответ на мой вопросительный взгляд. — Затылок, знаешь ли, довольно редкое явление в этом мире.

— Пудинг, это Алиса. Алиса, это пудинг, — процитировала я классика.

— Что? — удивлённо переспросил Эйд.

— Да так, навеяло, — отмахнулась я, решая, чего бы ещё воплотить. В голову лезла всякая чушь, и я невольно вспомнила одного зайца из старого мультика. Он создал крем материализации и подарил его людям, но у тех почему-то хватало воображения только на материализацию арбузов.

Внемирье напоминало вошедшую в историю Белую Книгу. Увесистый красивый том в кожаном переплёте, изданный на плотной мелованной бумаге и не содержащий ни единой буквы. На месте имени автора было вмонтировано крохотное зеркало, а все страницы оставались девственно-чисты. Издательство, выпустившее эту самую Белую Книгу, провело масштабную и красивую рекламную компанию, суть которой была как раз в бесконечном числе историй, уместившихся на не исписанных белых листах. Каждый может прочесть на них совершенно уникальное, невероятное произведение. Книга тут же стала модной и заняла почётное место на полках коллекционеров, несколько сотен человек открыли в себе писательский дар, но подавляющее большинство людей видело лишь пустые белые листы, в лучшем случае исписанные незатейливыми бранными словами из той серии, что обыкновенно можно прочесть на заборах и в подземных переходах.

— Скажи, — обратилась я к наблюдавшему за мной Эйду, — раз Внемирье — это некая соединительная ткань между мирами, то я могу через него добраться до любого из этих миров?

— В принципе, да, — поколебавшись, ответил рыцарь. — Но не во все ты сумеешь попасть. Какие-то из миров недоступны живым, какие-то — смертным, многие миры охраняют стражи. Кроме того, едва ты проложишь дорогу в какой-либо мир, из него по этой самой дороге могут выбраться его обитатели. И не все из них дружелюбны.

Эта новость заставила призадуматься. На моём уровне и с моим количеством очков жизни встреча с любым агрессивным монстром закончится очевидно — моей преждевременной кончиной. Надо думать, в этом случае я уйду на перерождение и через стандартные двенадцать часов вернусь в общий игровой мир. Задание я, соответственно, провалю. Но так ли важно это задание? Тем более, что я пока не понимаю, в чём именно оно заключается. Не смогу сыграть на эйде, дождусь редкого инструмента из магазина мастера Пируса и продолжу квест Шестой. А здесь… здесь я могу почувствовать себя Творцом! Эру, сотворивший песнью сущее! Или песнь пели уже его творения? Пофиг, суть не в этом.

111